Трое в лодке

[tomtar]

Оригинал взят у svetozarchernov в Кое-что о Джероме К. Джероме и его друзьях

Сложные последовательные ассоциации в связи с бурным обсуждением в ЖЖ "Мастера и Маргариты" заставили меня вспомнить наш достаточно плохой, на мой взгляд, фильм "Трое в лодке" и его английского конкурента. В конце англйиской картины имелся эпилог, в котором рассказывали о реальных прототипах трех джеромовских героев и их дальнейшей реальной судьбе. Тогда я ничего, конечно, не запомнил, но теперь решил заполнить этот пробел в своих познаниях, пробежавшись по Инетрнету, и вот что получилось:

Джером Клапка Джером

Прототипы героев Джерома: слева направо - Карл Хенчель (Гаррис), Джордж Уингрейв (Джордж) и Джером К. Джером (Джей).

Действительно, у Джером К. Джерома было двое друзей, с которыми он неоднократно путешествовал на лодке по Темзе и ездил на велосипедах через Европу в Шварцвальд. Звали этих друзей Карл Хенчель и Джордж Уингрейв. С последним Джером познакомился, когда работал клерком в адвокатской конторе и квартировал в Лондоне близ Тоттнем-Корт-роуд. Джордж Уингрейв (выведенный в книге как Джордж) был банковским служащим (который "спит в каком-то банке от десяти до четырех каждый день, кроме субботы, когда его будят и выставляют оттуда в два") и снимал заднюю комнату того же самого дома. Домовладелица предложила им сэкономить и снимать комнату на двоих. Это совместное проживание длилось нексколько лет. Оба молодых человека оказались страстными театралами, и возникшую на этой почве дружбу они сохранили до конца своей жизни. Джордж так и сотался холостяком, дорос до управляющего Барклайс-Банка на Стрэнде и умер в возрасте 79 лет в марте 1941 года. Второй прототип, Карл Хенчель, которого в своей книге Джером окрестил Уильямом Самьюэлем Гаррисом, родился в марте 1864 года в Лодзе, в Царстве Польском, и приехал в Англию со своими родителями в возрасте пяти лет. Его отец изобрел полутоновые фотографические печатные формы, которые совершили переворот в иллюстрировании книг и журналов, и в 14 лет Карл оставил школу, чтобы присоединиться к процветающему бизнесу своего отца. Только в 23 года он ушел от отца и стал сооснователем Клуба театралов, начав тем самым длинную и выдающуюся карьеру, которая заслужила некролога в "Таймс". Позднее Хенчель заявлял, что не пропустил пости ни одной лондонской премьеры с 1879 года. Именно на театральном поприще Джером и познакомился с ним. Умер Карл Хенчель в январе 1930 года, оставив жену и трех детей.

Джером К. Джером в саду своего дома с фокстерьером Джимом

Для четвертого члена экипажа, Монморанси, прототипа не существовала. Джером целиком выдумал его, наделив, как он признавался, некоторыми своими чертами. Друзья-собачники сказали ему, что Монморанси в его изображении был вполне реален. Возможно, фокстерьер Джим, живший у Джерома в более поздние годы, был обязан своим появлением в семье Джеромов именно псу по кличке Монморанси. Однако кое-что по сравнению с прототипами Джером в своих персонажах изменил. Так, читатели были уверены в том, что Гаррис любит выпить: имелся эпизод битвы с лебедями в Шиплейке и упоминание о совсем небольшом количестве таких трактиров, в которые Гаррис ни разу не заходил. Фактически же Хенчель/Гаррис был единственным трезвенником из них троих. Использовал Джером и вычитанные в местных газетах истории: например, мелодраматическая история утопленницы в Горинге (глава 16) была основана на трагическом самоубийстве в июле 1887 года хористки лондонского мюзик-холла "Гейети" по имени Алисия Дуглас.

Слева направо: Ольга Хенчель, Джером, Карл Хенчель (Гаррис), неизвестная дама, Джордж Уингрейв и Эффи Джером, жена Джерома К. Джерома.

Поводом к написанию книги послужило свадебное путешествие Джорома по Темзе. Его женой стала Джорджина Элизабет Генриетта Стенли Маррис, дочь испанского солдата, бывшая замужем за неким мистером Маррисом к моменту их встречи с Джеромом К. Джеромом и имевшая от мужа пятилетнюю дочь, тоже Джорджину, которую в семье называли Элси. Джорджина подала на развод, который был завершен 12 июня 1888 года. Спустя девять дней, 21 июня, Джером и Джорджина обвенчались, им обоим было по 29 лет, и избрали Темзу для своего медового месяца. В то время прогулки на гребных лодках по Темзе стали повальным увлечением, в год свадьбы Джерома на реке было зарегестрировано 8 000 лодок, а в следующем году их количество выросло до 12 тысяч. Вернувшись, Джером предложил Ф.У. Робинзону, редактору ежемесячника "Домашние перезвоны", который два года назад напечатал его "Праздные мысли праздного человека", свой новый проект: "История Темзы". "Сперва я не собирался написать забавную книгу", - признавался Джером в своих мемуарах. Книга должна была стать путеводителем по Темзе, описывающим ее ландшафта и историю. Для разнообразия Джером предполагал перемежать эти серьезные описания с юмористическими отрывками. "Так или иначе этого не произошло. Казалось, все было лишь сплошным юмористическим добавлением. С мрачной решимостью я преуспел ... в написании дюжины или около того исторических кусков и вставил их по одному в каждую главу." Робинзон тотчас выбросил большинство из них и настоял, чтобы Джером придумал лучшее название. Так появились "Трое в лодке".

"Трое в лодке" Первое издание

Первый фрагмент "Троих в лодке" вышел в августовском выпуске 1888 года, последний - в июне следующего года. Тем временем, Джером сговорился с бристольским издателем Дж. У. Арроусмитом, который опубликовал все в форме книги тем же летом. Годы спустя Арроусмит, комментируя размер авторского гонорара, выплаченного им Джерому, признавал, что он так и не смог узнать, куда делось аткое количество экземпляров "Троих в лодке". "Я часто думаю, - сказал он, - что публика должна была есть их."

Сайт, посвященный Джерому К.Джерому


И еще одно наблюдение от shkrobius в My Victoriana. VII. Part 1. Three men in a Canoe

There is a curious passage from “Three Men in a Boat” by Jerome K. Jerome (JKJ). The passage (an elegy to the river, in verse) is in the middle of Ch. XIX and it reads as a parody of Longfellow’s “The Song of Hiawatha”. Jerome's poem is masterfully written and the rhyming is instantly recognizable.

Read these three pieces:

...The river - with the sunlight flashing from its dancing wavelets, gilding gold the grey-green beech-trunks, glinting through the dark, cool wood paths, chasing shadows o'er the shallows, flinging diamonds from the mill-wheels, throwing kisses to the lilies, wantoning with the weirs' white waters, silvering moss-grown walls and bridges, brightening every tiny townlet, making sweet each lane and meadow, lying tangled in the rushes, peeping, laughing, from each inlet, gleaming gay on many a far sail, making soft the air with glory - is a golden fairy stream. But the river - chill and weary, with the ceaseless rain-drops falling on its brown and sluggish waters, with a sound as of a woman, weeping low in some dark chamber; while the woods, all dark and silent, shrouded in their mists of vapour, stand like ghosts upon the margin; silent ghosts with eyes reproachful, like the ghosts of evil actions, like the ghosts of friends neglected - is a spirit-haunted water through the land of vain regrets.
("Three Men in a Boat", Chapter XIX, by Jerome K. Jerome)

... I love them not whose hands profane
Plant the red flag upon the piled-up street
For no right cause, beneath whose ignorant reign
Arts, Culture, Reverence, Honour, all things fade,
Save Treason and the dagger of her trade,
Or Murder with his silent bloody feet. 

(from "Libertatis Sacra Fames ", by Oscar Wilde)

Problem No 4.
(i) There are no Jews in the kitchen; 
(ii)	No Gentiles say "shpoonj"; 
(iii)	My servants are all in the kitchen. 
Problem No. 14
(i) No Gentiles have hooked noses; 
(ii)	A man who is a good hand at a bargain always makes money; 
(iii)	No Jew is ever a bad hand at a bargain. 
Problem No 43.
(i) Gentiles have no objection to pork; 
(ii) Nobody who admires pigsties ever reads Hogg's poems; 
(iii) No Mandarin knows Hebrew; 
(iv) Every one, who does not object to pork, admires pigsties; 
(v) No Jew is ignorant of Hebrew. 

(from "Symbolic Logic", by Lewis Carroll)

Now, ask yourself: What do we REALLY know about our most beloved authors? Here are some clues (of course, entirely optional):
Why would JKJ go to such lengths to parody Longfellow? A possible answer is there http://www.jeromekjerome.com/jerome-the-man-2/jerome-the-man/. Incidentally, this elegy is the best river poem that I know.

What should we make of this out-of-character piece in a humorous book?

I’ll try to make the case that the book is a tribute to Longfellow, and the passage is a clue about its intent. I admit that this assertion is tenuous; I would be happy to hear any other interpretation of this passage.

“Three Men in a Boat” is very unusual comic fiction. Almost every chapter has a travelogue, a historical scene or two, a romantic story of deep melancholy, or a gruesome scene (e.g., a dead dog and a dead girl are found floating in the river). JKJ confessed once that he had no intent to write a funny book. “I have never been sure about being a humorist. In the Middle Ages, I should probably have gone about preaching and get myself burnt or hanged… The book was to have been ‘The Story of the Thames’, its scenery and history… I decided to write the ‘humorous relief’ first… By grim determination I succeeded …in writing a dozen or so slabs of history… [The editor] … promptly slung them out…“ JKJ had one book in his mind, but wrote a different one.

Longfellow played a special part in JKJ’s life. JKJ began as a vagabond actor. Then, inspired by Longfellow's poem “Gaspar Becerra”, he hit on the idea of writing about his life as a traveling performer. “On the Stage - and Off, The Brief Career of a Would-Be Actor” was published in 1885 and became an instant success. All of his life, JKJ remained a passionate admirer of Longfellow’s poetry. Ivan Bunin left an account of his encounter with JKJ shortly before his death in 1927; the old writer took great pains to meet the Russian translator of “The Song of Hiawatha”.

Longfellow has two short poems addressed to the river: “To the River Charles” and “The Bridge”, and the sentiment of these poems is strikingly similar to that of the lyrical passage in question; it is even closer to some other “strange”, out-of-place lyrical passages in the previous chapters (e.g., the one at the end of Ch. X). The theme of “three friends, all true and tried” appears both in these poems and, of course, in “The Song of Hiawatha”. One of Hiawatha’s two friends, Chibiabos, is a musician (remember George and his persistent effort to learn how to play the guitar), another, Kwasind, is a good-hearted lummox (portly Bill Harris and his comic songs). Together the friends begin they epic journey on a canoe down the rushing Taquamenaw, just like our “three men in a boat”. The journey of the three friends in Longfellow’s poem is rife with adventure that is humorously reinterpreted by JKJ. The saga of catching “sturgeon Nahma, Mishe-Nahma, King of Fishes” by Hiawatha transforms into the fishing story opening Ch. XVII. Hiawatha smears his canoe with Mishe-Nahma oil, JKJ’s narrator recalls smearing the boat with paraffin oil. Old boastful Iagoo, a liar and a humbug, is personified in several old liars and humbugs in the book (trout fishermen in Ch. XVII, a weather forecaster in Ch. V). Both friends of Hiawatha drown in the river. George and Harris come very close to that (e.g., the rafting story of George, the mysterious disappearance and then falling into water, for Harris). Kwasind dies as, asleep in his canoe and floating down the river, he is pummeled by pine-cones thrown by Little People. The scene is faithfully reproduced in the book, with a steam launch instead of the pine-cones and a happy end. Chibiabos is drown by the dragging hands of Evil Spirits. Harris recollects how he was nearly drown at Boulogne by a French strongmen who mistakenly takes him for a friend and plunges him under water, as a practical joke. And so on.

I can give more examples but I think this is sufficient to make my point: the entire book can be read as a parable of Hiawatha’s epic adventure on the Taquamenaw. A question remains, is this interpretation correct? Was the connection apparent to the Victorians who read the book? Did JKJ consciously recast Longfellow’s poem as a humorous book leaving a cipher at the end? – or was it an unconscious reaction to reading too much Longfellow before going to bed? I cannot answer that, and we cannot ask JKJ. I went through many essays, biographies, and comments trying to find out an explanation; there was none. One thing that I know for sure is that nobody noticed the connection, including the Victorians. On the other hand, nobody has tried to explain the verse in Ch. XIX. What is it for?